«Чтобы никому из них не пришло в голову самому начать копаться в подробностях этого дела», — мысленно прокомментировал Рамсфорд и вздохнул.
— Когда?..
В резиденцию он вернулся за полночь. Надеялся, что Мэрион уже спит, но не тут-то было! Едва он вошел в холл, как она вприпрыжку сбежала по лестнице.
— Папа! Ну чего ты так долго?! Я уже даже без тебя поужинала!
— И правильно сделала, — с трудом улыбнулся Рамсфорд, — тем более, что я не очень хочу есть.
— Ну хоть немножко-то ты поужинаешь? — Как в детстве, ухватила его за руку и пошла рядом по ступенькам. — Давай, ты пока переоденешься, я уже все принесу!
— Ну хорошо, давай. — На самом деле ей не терпелось спросить про Рэя, Рамсфорд прекрасно понимал это. Весь день он пытался мысленно «выстроить» разговор с ней, но пока получалось плохо.
Чуть сильнее сжав его руку, Мэрион взглянула снизу вверх — глаза светились тревожной надеждой.
— Папа, а… про Рэя есть что-нибудь новое?
— Я его сегодня видел, — не зная, что еще сказать, сообщил Рамсфорд.
— Да?! — вскинулась она. — Как он?
— Нормально, вроде выглядит неплохо.
— Подожди, не рассказывай, я тебе сейчас принесу ужин, а потом уже расскажешь все подробно. — Тут же, противореча самой себе, спросила: — Про меня что-нибудь говорил?!
— Спрашивал, как твое здоровье и… как ты поживаешь.
— И больше ничего?! Нет, ладно, не рассказывай — я пойду за ужином! — оторвалась от него и побежала вниз по ступенькам.
— Только действительно много не неси, — попросил он вслед.
Приняв душ, он надел домашние брюки и халат и долго причесывался перед зеркалом, прежде чем сознался самому себе, что просто тянет время. Причем совершенно бессмысленно — лишние несколько минут ничего не изменят.
Отложил расческу, но сразу ужинать не пошел, вместо этого зашел в кабинет и налил себе полстакана коньяка. Выпил — не как принято пить коньяк, смакуя по капельке, а залпом, в два глотка — и лишь после этого направился в столовую.
Мэрион уже изнывала за накрытым столом; судя по количеству яств на нем, призыв принести не слишком много еды услышан ею не был.
Едва Рамсфорд вошел, сорвалась с места.
— Папа, давай я тебе положу… что ты хочешь — форель или салат? Сегодня фрикадельки еще очень вкусные. — Вообще-то хлопотать вокруг него не входило в ее привычки, но, очевидно, уж очень не терпелось узнать про Рэя.
— Положи салата немного, — вздохнул Рамсфорд. — И фрикаделек. Больше ничего не надо.
Наполнив тарелку, она налила ему вина и села рядом, положив локти на стол, оперев подбородок о сложенные вместе кулачки и выжидательно глядя.
Терпения ее хватило ненадолго.
— Так он про меня больше ничего тебе не говорил?!
— А что он должен был сказать?
Мэрион улыбнулась — так солнечно и бесхитростно, что у Рамсфорда от этой улыбки сжалось сердце, захотелось остановить ее, перебить: «Не говори, не надо!»
— Понимаешь… — она чуть замялась, но тут же снова вскинула на него счастливые глаза. — Мы, наверное, скоро поженимся! Он любит меня, он сам мне об этом сказал. Там сказал, около… того дома. Когда меня освободил, понимаешь?!
Рамсфорд чуть не согнулся, как от удара под дых.
Господи, еще и это! Да, конечно, к этому все шло с самого начала — но сейчас, именно сейчас!..
— Папа, ты что — сердишься?! — Мэрион потеребила его за рукав.
— Что? Нет, я не сержусь.
— Тогда поздравь меня! — Со все той же улыбкой добавила чуть смущенно: — Ты же знаешь… — «Знаешь, как давно я об этом мечтала, знаешь, как я его люблю!» — вслух это можно было не говорить, он действительно знал.
«Дистанцироваться…»
— Ну чего ты… папа, что с тобой?
Рамсфорд положил вилку, вздохнул и откинулся на спинку стула.
— У него дела не очень хороши, Мэрион. К прочим обвинениям добавилось еще обвинение в истязаниях.
— То есть?
— Чтобы выпытать, где они тебя прячут, он дважды выстрелил Тони в ногу. Кроме того, ударил его невесту.
— Так ей и надо. Она тоже меня, между прочим, била. — Это прозвучало мрачно и мстительно. — Пинала ногами и орала, чтобы я заткнулась.
— Их тоже, конечно, будут судить. Но истязания — это очень серьезная статья. Прокурор требует для него семь лет. — Увидев, как испуганно распахнулись ее глаза, поспешно добавил: — Но на самом деле ему могут дать лет пять и отпустить через три — три с половиной года.
— Три года? — переспросила Мэрион. — То есть его выпустят как раз когда я закончу институт… Но ведь на самом деле еще ничего не решено, правда?
— Да, еще будет суд.
— Вот видишь! И я там выступлю и скажу. И ты тоже скажешь, да? — объяснишь им, что это несправедливо — в тюрьму его сажать, он же меня спасал! — она подалась вперед, засматривая ему в глаза с детской наивной верой в его привычное всемогущество.
— Да… несправедливо, — выдавил из себя Рамсфорд. — Но, Мэрион, я… — Он не хотел ей лгать, но и сказать напрямую, что собирается предать ее возлюбленного «прежде нежели пропоет петух», тоже язык не поворачивался.
Она не заметила его замешательства, торопясь высказать то, что пришло в голову:
— А к нему в тюрьму пускают? Я хочу его навестить, а то он там совсем один скиснет!
— Нет… то есть не надо тебе его навещать. Пожалуйста, послушай меня. Желательно, чтобы ты сейчас максимально дистанцировалась от него. — Ну вот, нужное слово наконец сказано. Дальше будет легче.
— То есть как это — дистанцировалась?!
Рамсфорд предпочел не заметить вскипающего в ее голосе возмущения.