Как это делал всю жизнь Джейстон. Делал — а себя вот защитить не смог…
Рэй помнил, как Джейстон выхватывал пистолет — в долю секунды! Он мог бы застрелить этих преступников, наверняка мог, но пожалел юнцов, не думал, что они действительно способны пустить в ход оружие. А может, боялся, что если в магазине начнется стрельба, то пострадают невинные люди…
— ФБР — это круто! — одобрила Ри — ей, первой, Рэй рассказал о принятом решении. — Но как ты будешь с папой разговаривать, при его-то пещерном мышлении… брр! — проницательно добавила она со свойственным ей в ту пору подростковым нигилизмом. — Он ведь наверняка спит и видит тебя по своим, так сказать, стопам направить, тем более что со мной у него обломилось!
Сама она уже лет с тринадцати четко знала, кем станет: модельером, причем несомненно знаменитым!
Рэй тоже понимал, что разговор ему предстоит очень и очень непростой.
К чести Рамсфорда, тот не стал говорить о неблагодарности Рэя и ни разу не попрекнул его истраченными на его обучение деньгами. Вместо этого он говорил про вопиющий инфантилизм, про «идеи, достойные насмотревшегося боевиков подростка» и про то, что пора бы, наконец, повзрослеть.
Теперь, по прошествии стольких лет, Рэй мог вспоминать эту сцену с некоторой толикой иронии, мысленно видя со стороны и себя — волосы торчком, голова вжата в плечи, но глаза упрямые — и Рамсфорда, рассерженного и раскрасневшегося. Обычно, когда сенатор был недоволен чем-то, то умел дать это понять без крика и скандалов, но тут под конец завелся и орал, как на митинге, даже кулаком по столу хряснул, после чего, сердито потирая ушибленную руку, велел Рэю немедленно возвращаться в Гарвард: до каникул осталась еще почти неделя.
Ни в какой Гарвард Рэй, разумеется, не поехал — засел у себя в комнате, просматривая сайты полицейских академий, частных курсов телохранителей и академии ФБР.
Он понимал, что Рамсфорд желает ему добра — но добра в его собственном представлении. А ведь это его, Рэя Логана, жизнь — значит, ему и решать, как ее прожить. В конце концов, он же не собирается стать пьяницей, наркоманом или преступником! И он, конечно, благодарен за все, что сенатор для него делал и делает, но пусть и тот попытается понять, что его решение — это не подростковая блажь.
С этой ноты он и начал на следующее утро разговор с Рамсфордом — увы, не более плодотворный, чем предыдущий. С той разницей, что на сей раз сенатор держал себя в руках, зато Рэй, разъяренный, вылетел из кабинета. На пороге обернулся, чтобы выпустить парфянскую стрелу: «И Джейстона вы, значит, тоже «гориллой» считали?!» — и хлопнул дверью так, что задрожали стены.
Это было реакцией на заявление Рамсфорда, что он считал Рэя умнее и серьезнее, но, как видно, ошибся и что это идиотизм — имея возможность занять достойное место в жизни, становиться «гориллой с пистолетом».
В доме воцарилась напряженная обстановка. Рэй мрачно отсиживался у себя в комнате, сенатор — в кабинете. Ри, взъерошенная и растрепанная, с несчастными глазами, бегала от одного к другому; мисс Фаро плакала на кухне.
Наконец Рамсфорд затребовал Рэя в кабинет и предложил перемирие:
— Хотя мое мнение о твоих планах остается неизменным, и мне очень жаль, что ты не хочешь к нему прислушаться, но сейчас начинаются рождественские каникулы, и мне не хотелось бы, чтобы из-за наших с тобой разногласий праздники были испорчены. Посему предлагаю не поднимать больше эту тему. Тем более что до получения диплома тебе осталось еще по меньшей мере полгода, возможно, за это время твои планы изменятся. — Рэй шевельнулся, собираясь сказать, что нет, но сенатор приподнял ладонь, не дав ему заговорить. — Если же нет, то… в одном отношении ты прав — это действительно твоя жизнь, и я не вправе запретить тебе делать то, что ты считаешь для себя правильным.
Протянул через стол руку.
— Значит, договорились — пока мы эту тему больше не обсуждаем?
— Да, сэр. — Рэй пожал руку, скрепляя соглашение.
Больше эту тему и все, что было с ней связано, они действительно не обсуждали. Но одному совету Рамсфорда Рэй все же последовал — совету, высказанному давным-давно и совершенно по другому поводу, но запомнившемуся: «Сынок, всегда бери лучшее, что ты можешь получить!»
Он решил поступать в Куантико — в академию ФБР.
Была, правда, одна маленькая проблема: туда брали с двадцати трех лет, Рэю же двадцать три должно было исполниться лишь в ноябре. Но он решил, что на эту тему можно будет и поговорить — ведь остались считанные месяцы! — поэтому поехал подавать документы сам, хотя можно было послать их и по почте.
«Предъявляются строгие требования к физической подготовке и к физической форме абитуриентов…» — когда Рэй мельком пробежал глазами эту фразу в ознакомительном буклете, то не придал ей значения. Физически он был развит не хуже своих одноклассников и при кажущейся худобе весьма силен. Мог отжаться сотню раз, легко влезть по канату на пятиметровую высоту, хорошо плавал; на пляже не раз и не два подхватывал визжащую от восторга и ужаса Ри, поднимал на вытянутых руках и швырял далеко в воду — при ее весе кильки сделать это было не так уж и трудно.
Правда, такими распространенными видами спорта, как волейбол и футбол, Рэй не занимался — поврежденные когда-то аллигатором связки на левой ноге до конца не восстановились, и, хотя в обычной жизни он почти не хромал, но стоило пробежать хотя бы милю, и хромоту было уже не скрыть. Но он никогда не думал, что это станет камнем преткновения, ведь все остальное у него было в порядке, да и титул чемпиона колледжа по стрельбе тоже что-то да значит!