— Да, сэр, да! — воскликнул он, запнулся и спросил нерешительно: — Мисс Фаро сегодня меня спросила, какого бы цвета я хотел стены в моей комнате. Это тоже из-за этого?!
— Да.
— Она уже знает, что вы хотите меня взять к себе?!
— Да, я говорил с ней об этом, — сенатор улыбнулся. — Она о тебе очень высокого мнения.
Мальчишка тоже неуверенно заулыбался.
Ну вот… теперь предстояла самая неприятная часть разговора.
— Рэй, послушай меня сейчас внимательно — я хочу сказать тебе… точнее, предупредить насчет Мэрион, есть кое-что, что ты должен знать.
Он достал из ящика стола газету — пусть прочтет, чтобы не рассказывать всю историю. Невольно взглянул на фотографию и вздрогнул, услышав вопрос мальчика:
— Это… это насчет ее мамы, сэр?
— Откуда ты знаешь? Тебе кто-то сказал?
— Никто, сэр. Я сам догадался. Она умерла, да?
— Да. — Рамсфорд вздохнул, чуть помедлил и протянул газету. — На вот, возьми, прочти. Тогда тебе многое станет понятнее.
Рэй взял, взглянул на фотографию под заголовком: Рамсфорд и женщина, очень красивая, в светлом нарядном платье. Что это мать Ри, было понятно сразу — по глазам, таким же большим и темным, как у дочери.
Он подержал газету в руке и протянул обратно.
— Простите, сэр, — сумел не опустить глаз, как ни стыдно было это выговорить, — простите, сэр, я не умею читать.
Несколько секунд сенатор оторопело смотрел на него, потом спросил, негромко и удивленно:
— Как так?
— Ну то есть я буквы знаю, и цифры тоже, и указатели могу прочесть, и заголовок, — поторопился добавить Рэй: пусть не думает, что он какой-то недоразвитый, — и считать умею хорошо. Но вот такое, когда много слов мелкими буквами, не могу. Я ведь в школу почти не ходил, некогда было…
Черт возьми, ну что сейчас объяснять, что когда родилась Нетти, ему очень скоро стало не до школы! Ведь кому-то надо было и вставать к ней ночью, и пеленать, и бутылочку давать, и укачивать.
Мама уже через месяц пошла работать — приходила поздно, без сил, сразу валилась спать, и Рэй на рассвете выносил девочку во двор, чтобы та не разбудила ее плачем. Спал он в основном днем, когда мама вставала — быстро привык к этому, так что ночью и спать-то особо не хотелось.
— Вы теперь… не захотите меня взять? — Лучше уж знать сразу…
— Что? — Рамсфорд непонимающе сдвинул брови — и вдруг невесело рассмеялся. — Да нет, сынок, это все пустяки. В какой-то степени тебе даже можно позавидовать, ты избавлен от всей той чепухи, которую пишут в газетах! — Вздохнул и махнул рукой. — Ничего, научишься, было бы желание.
Он снова взглянул на фотографию, положил газету перед собой.
— Ладно, я сейчас расскажу, что тут написано. Это Мэй-Линн, моя жена. Мать Мэрион. Именно она называла ее Ри, больше никто. Два года назад мы всей семьей собирались встретить Рождество в Вашингтоне. Я приехал раньше, Мэй-Линн с дочкой должна была прилететь на следующий день. И… и не прилетела. К вечеру выяснилось, что по дороге в аэропорт ее похитили вместе с Мэрион…
Он до сих пор помнил звонок похитителей, первую фразу: «Ваша жена у нас. Не сообщайте полиции, иначе она умрет». А потом — голос Мэй-Линн, она плакала и повторяла, захлебываясь слезами: «Делай, как они говорят… пожалуйста, пожалуйста, делай, как они говорят!»
Их требования были просты: полтора миллиона наличными, мелкими купюрами, срок — двое суток. Полиция ничего не должна знать. В этом случае жена и дочь сенатора вернутся домой целые и невредимые.
Не учли преступники лишь одного — что ФБР к тому времени уже знало о похищении и расследование велось полным ходом.
Похитители звонили еще дважды. Рамсфорд, по указанию ФБР, говорил, что такую сумму, да еще мелкими купюрами трудно достать в один день, просил отсрочки. Один раз они дали ему послушать, как плачет Мэрион, но голоса жены сенатор больше так никогда и не услышал. Позже он узнал, что она умерла через несколько часов после того самого, последнего их разговора.
Старший агент ФБР, курировавший расследование, потом объяснил ему, что с самого начала на возвращение Мэй-Линн шансов было мало: что бы ни обещали похитители, на деле они редко оставляют в живых свидетеля, который может запомнить их лица, голоса, еще какие-то детали, которые могут помочь полиции обнаружить преступников. Маленький ребенок — другое дело, от него вразумительных показаний ждать не приходится.
Все правильно, все логично… но Рамсфорд до сих пор иногда просыпался в холодном поту из-за одной и той же, во сне и наяву приходившей мысли: если бы можно было повернуть время вспять и сделать все так, как требовали похитители — ничего не говорить полиции, заплатить выкуп — может быть, тогда Мэй-Линн все-таки вернулась бы домой… живая…
— …На третий день ФБР вышло на след преступников. Еще через сутки один из них назвал адрес заброшенной фермы, в подвале которой была спрятана Мэрион, — закончил сенатор.
Мальчишка не перебил ни разу, смотрел широко распахнутыми глазами. Наверное, для него вся эта история — как очередной детектив вроде тех, что он рассказывает перед сном Мэрион.
Но сказал он то, что Рамсфорд никак не ожидал:
— Я иногда думаю, что, может быть, мою маму тоже похитили… или напал кто-то, или она под машину попала, память потеряла и где-нибудь сейчас в больнице лежит — потому и не вернулась.
— В сводках полиции штата за тот период не зарегистрировано ни одного несчастного случая с женщиной, похожей на нее, — покачал головой сенатор. — Так вот… когда Мэрион нашли, она никого не узнавала, кричала и плакала, даже от меня отбивалась. Потом постепенно начала узнавать домашних, стала вести себя более-менее нормально, но говорить так и не хотела, пока… пока вот не заговорила с тобой. Я рассказываю тебе это все для того, чтобы ты понял: с ней нужно обращаться очень бережно. И ее категорически нельзя пугать.